Мы полые люди,
Набитые чучела,
Сошлись в одном месте, -
Солома в башках!
Шелестят голоса сухие,
Когда мы шепчемся вместе,
Без смысла шуршим,
Словно в траве суховей,
Словно в старом подвале крысы большие
По битым стеклам снуют.
Образ без черт. Тень без движенья.
Бесцветность. Бессилие. Паралич.
Вы, что с глазами открытыми
Перешагнули, не дрогнув,
В иное Царство смерти,
Помяните нас (если вспомните):
Мы не сильные духом погибшие,
Мы полые люди,
Соломой набитые чучела.
— Т.С. Элиот «Полые люди» (1925 г.)
Посмотрите на него.
Джозеф страшен. Не уродлив и не отвратителен: на него можно смотреть без содрогания, а в его присутствии не пахнет гнилью. Но в зимнем свечении глаз, — холоде души, избытке мертвого во льду сердца, — кроется снежный ужас, который парализует жизнь. От него не вянут цветы, а трава не гибнет, — вместо этого живое покрывается инеем и умирает, сохранив свою оболочку, но утратив красоту движения. Скорее то чувство, которое можно описать, когда находишься с ним рядом, — это ощущение неминуемого конца и скрытой угрозы.
Джозеф вечен. Такое у него лицо: как будто стрелка часов остановилась в один час, минуту, секунду для него, запечатлев в ледяной вечности: от длинной и кривой борозды вдоль правой стороны и до лопнувшего на шее прыща. Ему уже много лет, но складки морщин у носа остались с его тридцатилетия. Нос с горбинкой. Улыбка — вечно крива: как будто приходится приложить усилие и волю, чтобы вдохнуть эмоцию, как будто нужно усилие, чтобы, буравя сугробы и ледники, придать иную форму неизменной линии губ. Брови — в орлиный белый изгиб. Волосы — игольчатое серебро. Пожалуй, только цвет его короткой прически претерпел изменения и стал выражением его седого возраста. Но в сумме этого собрания замерзших черт складывается общая картина, на которой изображено лицо спокойной суровости и печали.
Но Джозеф выглядит обычно. Обычно для таких как он. И только на первый взгляд. Но, тем не менее, в его снаряжении нет украшенной черепами брони, он не надевает на себя трофеи побежденных врагов, не обвешивает свои черные саронитовые доспехи чужими внутренностями, а с его рунного клинка не тянется кровавый хвост. Джозеф ходит в сером плаще и с накинутым на голову капюшоном, предпочитая наблюдать из тени. Он просто не пытается выглядеть устрашающе.
Это просто бессмысленно. Джозеф не высок, — его голова не будет возвышаться над толпой, и пусть плечи его широки, а само тело будто вылито из чугуна, он не может похвастаться орочьим телосложением и силой врайкула. Поэтому он пытается брать другим.
Его походка медлительна, пусть и не лишена уверенности, а его голос намеренно тих и раскатист, но он умеет создать впечатление того, что скорость его движений неумолима, а парой слов он способен повергнуть нападающих вспять. Отличительная черта его наружности — это рыцарская скромность.
Кажется холодным, равнодушным, суровым. Кажется, что его взгляд и поступки говорят: мне плевать на тебя и на все, чем ты живешь. Исчезни, ибо ты даже не знаешь, что видел я.
А теперь закройте глаза.
Закройте, и вы увидите, как в самой темной из бездн рождается свет. Меж двух отполированных черных вечностей — дрожащий круг, посреди которого стоит сирая душа. Ее плечи опущены от тяжести, а лучистый взгляд устремлен вверх. Она жмется и держится самой себя.
Таким он видит себя: осторожным, одиноким в своих устремлениях и единственно страдающим.
Джозеф считает, что весь мир лежит во зле, и только он способен нести свет в этот час. Он не верит в человека и видит в нем только неминуемое падение во тьму. Себя же он причисляет к тем, кто выбрался из пучины мрака…
… Причисляет осторожно, не вслух, как бы стыдясь собственного высокомерия. Оно же сливается и перетекает у него в смирение; он появляется среди людей с трупом убитого чудовища и в глубине души радуется тому, что никто ему за это не благодарен, с каким-то самоистязающим упорством Джозеф не отворачивается от летящих в него камней и принимает плевки себе в ноги, и даже после этого помогает страждущим… потому что уверен, что это не изменит общей картины. Он надел на себя роль мученика: беды, которые сыплются ему на голову, и которые он из раза в раз переносит, только подпитывают его тщеславие.
Он знает об этом. Знает, что ощущать себя так неправильно. Знает, и ненавидит эту грань своего характера. Ненавидит, потому что не знает, как он должен себя ощущать.
Джозеф мечется. Чувство уверенности и правильности собственных поступков отрицает его самоощущение. Вопросы чести, справедливости, убийства, добра, зла — это лишь то, что на поверхности, что очевидно попало в его фокус.
Джозеф в лабиринте: стены, пол и потолок, сам лабиринт — десятки тысяч отражений. Зазеркалье пошло рябью. Он трогается по извилистым его поворотам, тысяча двойников на миг сливаются с ним воедино, чтобы в следующее мгновение умножить самих себя и расколоть личность, чтобы от нее не осталось ничего. Джозеф путается в самом себе: когда он восстал из мертвых, то казалось, что все, что было за его спиной, восстало вместе с ним и стало изуродовано посмертным существованием, омрачилось тенью Плети и того хаоса, что он творил.
Уверенность в собственной правоте соединяется с сомнениями, что однажды открыли ему глаза.
А теперь откройте их и вы. Смотрите.
Джозеф стоит на коленях посреди заснеженной пустыни. Вокруг него собрались призраки. Он сказал: память, ответь мне. И память ответила: прошлое восстало ледяными хижинами и дымом вьюги. Сотканные из метели силуэты кивали и неразборчиво кричали ему: мол, иди к нам сюда, ты уже во льду, так застынь вместе с нами. И Джозеф хочет ответить согласием и пойти к ним с раскрытыми объятиями.
Но довольно. Треснул лед и заглох шепот робких голосов. Прошлого не вернуть скорбью по нему. Он моргнул, и в это сумеречное мгновение все исчезло. Смотри, Джозеф, вот оно, твое прошлое: снежный песок у тебя в руках, который утекает сквозь пальцы.
Темная метка
Она невидима, но Джозеф постоянно ощущает ее в себе. Во время войны с Легионом на Джозефа легла задача по охоте за чернокнижниками и демонопоклонниками. Удачно вешая их одного за другим на ближайших фонарях и деревьях, ему не повезло напороться на группу колдунов, которые ценой собственных жизней наложили на него проклятье. Несколько дней кряду он лежал парализованным, пока не нашел сил подняться. С тех самых пор Джозеф ослаб: его смертоносный магический арсенал оставил от себя лишь эхо, а прежние физические силы лишь совсем недавно вернулись к нему.
Он был уверен, что со временем проклятье пройдет, но недавно обнаружил новую напасть: его тело начало стремительно гнить. Пока ему удается поддерживать себя от полного разрушения и маскировать запах, но совсем скоро, если он не найдет способ снять проклятье, ему не жить.
Окоченение
Нанося ранения противнику, Джозеф постепенно замораживает его. Руны на клинке работают таким образом, что достаточно ему нанести малейший порез, чтобы область вокруг него начало парализовать, а кровь в жилах стыть. В отличие от заклинания “Ледяных оков”, которое приковывает противника тотчас же и оставляет его без движения, эта способность призвана заморозить противника постепенно, и против нее, в отличие от тех же “Ледяных оков”, куда сложно подобрать единоразовое контрзаклинание.
Как правило Джозеф работает на изматывание врагов, ибо нередко ему приходится оставлять их в живых по тем или иным причинам, и эта способность хорошо способствует одной из таких причин.
Вьюга
В тех случаях, когда необходимо продемонстрировать скрытность или же когда нужно запутать противника, себе на помощь Джозеф призывает ослепительную метель, причем вне зависимости от того, какой климат в местности, где он находится.
Доспех
Довольно редко используемая способность, так как делает Джозефа менее подвижным, он так или иначе умеет облекать себя в толстый ледяной доспех, если перед ним стоит задача, где ловкости будет мало.
Мастер рунного клинка
Обращаться с оружием он умел и при жизни, но только после смерти он достиг в этом заоблачных успехов, когда ему в руки попал зачарованный рунами меч, который был словно продолжением его руки и податливым существом одновременно.
Знание магии
Охота за некромантами, чернокнижниками и разного сорта колдунами дало Джозефу представление о них. Рыцарь смерти знает на что обращать внимание, какие у них общие слабые места и что ждать от них в бою. Помимо этого на досуге он читал магические фолианты, чтобы куда глубже разбираться в теме, посему он всегда будет наготове, и его довольно сложно застать врасплох неожиданным заклинанием.
Церковные таинства
Еще до того, как Джозеф попал в Орден Серебряной Длани, он проходил обучение в церкви, где и получил знания не только о структуре организации, но и о всевозможных священных обрядах и таинствах. Помимо этого он знает с десяток и более молитв, которые время от времени шепчет себе под нос.
Его философия являет собой сплав из догматов церкви святого света, ордена паладинов Серебряной Длани, Рыцарей Черного Клинка и философии не-жизни Культа Проклятых, приправленная собственными полубезумными взглядами на мир и существование.
Его инвентарь довольно скуден. В первую очередь, конечно, при себе он имеет рунный клинок рыцаря смерти, с которым он разделяет свое посмертное существование. Все остальное снаряжение, в том числе саронитовый доспех,незначительны для упоминания, так как представляет из себя разномастную мелочь из путевых записок, дневника и прочих заметок, от которых он легко избавится.
Обручальное кольцо
Обычно он не распространялся о истории своей смертной жизни, но редкий свидетель может заметить на безымянном пальце левой руки обручальное кольцо. Он никогда не рассказывал о своей жене, а на вопросы отвечал молчанием.
Джозеф родился за десять лет до открытия Темного портала в фермерской семье, в благоухающей и лучезарной деревеньке, которой уже нет на картах.
— 5й год после ОТП. Джозеф попадает на обучение в церковь. В канун войны единственное, чем он занят — это созерцание живописных лордеронских лугов и изучение церковных молитв.
— 6й год после ОТП. Грянула Вторая Война, которую Джозеф видел в раненых, за которыми ему приходилось следить. Его семья вовремя ушла из деревни, куда позже явились орки.
Время шло. Он практически не знал забот, а солнце баловало его теплом круглое время.
— 10й год после ОТП. Джозеф попадает в Орден Серебряной Длани.
— 20-22й год после ОТП. Все это время Джозеф проходил обучение среди других паладинов и участвовал в военных походах против орков. Когда Лордерон накрыла чума, то он по мере сил помогал отбиваться от нежити где-то на окраинах королевства. Постепенно его вера угасала, угасал и свет в нем. Паладины бесследно исчезали, люди пропадали, а Плети не было конца и края. Был убит и был воскрешен — уже в качестве рыцаря смерти.
— 23-26й год после ОТП. В это время Джозеф стремительно погружался во тьму и упивался хаосом. Голос Короля Лича неразрывно был с ним и отдавал приказы. Фаталистичный период его жизни, Джозеф покорился Плети и безрассудно делал все, что от него требуется. Он не покинул Чумных земель, и когда Плеть начала сдавать позиции, он прятался от рыщущих в округе паладинов.
— судьбоносный для Джозефа 27й год после ОТП. Акерус, часовня. Крушение прежних идеалов, полное переосмысление себя и осознание своей ненужности. Движимый чувством мести отправился в Нордскол, но в определенный миг, когда началась осада Ледяной короны, его ненависть к Артасу охладела, и он покинул поле боя, чувствуя бессмысленность своего существования и всего того, чем он жил.
— 28й год и далее...
Все это время Джозеф скитался по свету и болезненно рефлексировал о себе. События Катаклизма прошли мимо него — время от времени он только вешал попадавшихся ему культистов и защищал от них невинных, до некоторых пор не осознавая их угрозы. Постепенно начала выковываться его нынешняя философия, в определенный момент он стал испытывать отвращение и ненависть… уже к самому себе и себе подобным, которую направил на чудовищ, демонов, недобитую и неразумную нежить и прочих тварей всея Азерота. Время от времени он заходил в мелкие города, избегая крупных поселений, и помогал жителям, не получая за это благодарности. Скрывался от Рыцарей Черного Клинка, среди которых разыскивался как потенциально опасный и возможный ренегат.
Во время нашествия Легиона самолично появился на пороге ордена и согласился помогать им в войне против демонов. С тех самых пор числится в ордене как охотник за головами: рыцарей-отступников, чернокнижников и преступников, покусившихся на орден.
Орден Серебряной Длани. В прошлом. Провел в нем лучшие годы своей жизни, где и произошло становление его как личности, и где был сформирован стержень его характера.
Рыцари Черного Клинка
Джозеф считает данный орден внешним выражением его убогого смысла для существования. Он смотрит на рыцарей смерти в этом месте как на проклятых в первую очередь и не испытывает к ним иных эмоций, кроме ненависти и сочувствия одновременно. Джозеф не считает их правыми. Он смотрит на орден в первую очередь как на тех, чьи цели временно совпадают с его — как на темную стражу в окутанном мраком мире, однако он крайне неодобрительно относится к тем представителям ордена, которые ничем не отличаются от его прошлых соратников в Плети — кровожадных ублюдков, портящих чужое существование.
Сам орден относится к Джозефу, вероятно, с подозрением. Некоторые из них понимают, что его лояльность неровная, что некоторые решения он может не поддерживать, но тем не менее они видят в нем не возможного предателя, а в первую очередь — бывшего паладина, на чью рыцарскую натуру можно положиться… а во вторую — крайне полезного рыцаря смерти, имеющего за плечами колоссальный опыт.
Джозеф это понимает. И понимает, что вероятнее всего подъем по «карьерной лестнице» для него закрыт. Впрочем, такие вопросы его практически не интересуют.
Его родители стали жертвой чумы во время Третьей войны. Об этом он узнал уже потом, после своего перерождения. Несмотря на то, что Джозеф был верным слугой Плети на момент их обнаружения, он не преминул возможностью положить конец их существованию.
Высокая требовательность!
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти.
— Б. Пастернак «Гамлет» (1946 г.)
Приветствую, Блок.
Чаще всего, моя рецензия состоит из критики, однако в этот раз, увы, мне нечего сказать. Нечасто моему взору предстают работы, которые представляют из себя настолько целостное, настолько любовно написанное произведение (да, этого слова я не побоюсь, пусть оно и звучит громко), что исправлять его, перекраивать, дополнять совершенно не хочется.
Аплодирую стоя; несмотря на отсутствие CSS и оформления, как такового, на отсутствие некоторых пунктов, на несколько некритичных промашек с пунктуацией, образ раскрывается максимально ярко.
Не буду более распыляться на ненужные громкие слова и вынесу вердикт данной анкете высокой требовательности одобрено на +10 уровней для персонажа Хольт.
Удачной игры на проекте. Если возникнут вопросы, касательно вердикта, Вы всегда можете обратиться ко мне в Discord: mistress#0157
То есть обычного фермера, рядового паладина, не героя и не военачальника воскресили во время третьей войны?
Ты наверное не знаешь, но рыцарей смерти тех времен не делали по принципу «по приколу воскресим как дк лооооол». Их делали из богатых и влиятельных людей (Пример: Алексей Баров) или из великих воинов (Примеров много, не могу конкретно вспомнить). Твой персонаж не является великим воином или богатым дворянином. Так почему его воскресили?
Если хочешь поиграть дк — сделай дк другого времени. К примеру, времен Акеруса или Легиона, ну или на крайняк как я сделал времен Лича.
А в рыцари смерти времен Акеруса или Легиона брали «обычных фермеров» и «рядовых паладинов»? Торас Троллебой, Вайтмейн и прочие?
Во-первых, если мы посмотрим на все материалы, посвященные рыцарям смерти, будь то официальная манга или другие прозаические и прочие материалы, мы не найдем четко описанного принципа, почему одних делают рыцарями смерти, а других нет. Вообще. Ну, может, я ошибаюсь, и где-то один из персонажей четко проговаривает тот перечень регалий, какими должен обладать кандидат. Но Фалрик, Марвин, Тассариан и Кольтира Ткач Смерти не были великими воинами или богатыми дворянами, хоть и были обращены во времена Третьей Войны. Что, не было благороднее, богаче и величественнее? Мы наверняка даже найдем куда большее число куда более значительных рыцарей смерти, обращенных ПОЗЖЕ. Хотя, может, у нас разные представления о великих воинах и богатых дворян.
А во-вторых. Мой персонаж является обычным фермером настолько же, насколько им является любой другой рыцарь смерти; где я писал о том, что он им является?
Но он является героем. Почему он им не является? Во времена Третьей войны многие паладины Серебряной длани были ими. А мой являлся им не меньше двенадцати лет — учитывая то, кем становятся персонажи ролевиков в рамках года, можно сказать, что за двенадцать лет он чего-то да добился и назвать его «рядовым паладином» (если иметь ввиду это словосочетание в качестве синонима «начинающему паладину») довольно сложно.
Данный персонаж воевал с нежитью, когда она захватывала королевство, самоотверженно помогал простым людям и зачищал их от чумы; жертвовал, шел на опасность а до этого имел наверняка не маленький опыт в походах против орков. Почему же его нельзя считать героем? В ряды ветеранов бы записали, так сказать, и медальку бы дали, если б остался в живых и сложилось все иначе.
Но кто я такой чтобы судить. Если вы считаете что готовы отыгрывать древнего сильнейшего ДК — флаг в руки.
Я не защищаю роль ДК Нерзула от вас. Я защищаю вас от нее…
Буду рад вашим комментариям, государи и государыни.
Кроме прочего, благодарю ещё раз людей, оказавших помощь в переоформлении.
P.S. Если вдруг случайный человек наткнется на этого персонажа, то скажу, что не против им поиграть, правда, наверное, уже в чатах с какой-нибудь элегантной ролевой системой, — в ваших сюжетах или же в каком-нибудь моем, как уж вам угодно!