В самом начале была боль. Она добиралась до каждого миллиметра тела, выжигая из него все живое. Он кричал, дергался и плакал, молил о пощаде, а после, отчаявшись, просил лишь быстрого финала. Смерть на огне не даром считается самой жестокой и болезненной, ведь практически любое существо умирает с головы, а огонь добирается до нее в самую последнюю очередь. Может быть, вся казнь была осуществлена за пару минут, но тогда для Страдальца это ощущалось долгими часами, неделями, годами… Каждая секунда привносила в его жизнь новые испытания, которые он заведомо не был способен пройти. Он чувствовал, как ноги его превращаются в обгоревшие кости, как уже не так больно, но все еще неприятно пламя щекочет то, что осталось от стоп. И как судьба играла злую шутку, заставляя сильное волей существо терпеть каждый момент агонии. Он не хотел сдаваться, держался за жизнь, со страхом и детским трепетом перебирая мысли о том, что же ждет его дальше. Через время, когда глаза Страдальца расплавились от огня, он обратился взором в свою собственную темноту, и там, где уже не ощущалась никакая боль тела, звук собственных криков и потрескивание огня, он затаился.

Пускай телесная боль ушла, но моральная никуда не делась. Скорбь за окончание своего существования, обида на весь мир и непосредственный страх того, что эта тьма навечно — столь обременяющие эмоции полностью охватили душу Страдальца. Он интуитивно сделал шаг вперед и понял, что в самом деле может двигаться. Пускай вокруг была исключительная темнота, но ощущалось движение, то есть передвижение самого себя в пространстве. Так Страдалец предположил, что темнота не пуста, но материальна и не освещена. Он пошел вперед.

С каждым шагом по темноте, злость окутывала душу Страдальца. Страх того, что быт ныне вечный и бесцельный, а темнота это все оставшиеся границы существования. Страх этот стал необъятным, и при этом не позволял никаким другим мыслям поселиться у человека в голове. Безумие последовало следом. Желание остановить ход, просто исчезнуть из этой темноты и обрести покой безудержно захватывало голову Страдальца. Он сдался и остановился.

Прошло определенное количество времени, а быт его так и не менялся. Одинокий, в темноте, он все время озирался по сторонам, стараясь найти хоть одну подсказку, хоть одну душу или свет, но что-то натолкнуло его на мысль — А как должна выглядеть душа? Ведомый любопытством, он посмотрел в свою пустоту, и о удивление! Обнаружил в ней свет. Поняв, что он больше не тело, а всего лишь плод души, идея, он направился внутрь себя, и с каждым шагом дорога его становилась все светлее и светлее, подсвечивая по разные стороны все лучшие и худшие жизненные моменты. А когда дорога была пройдена, он увидел ее — улыбающуюся, готовую принять в объятия. И Страдалец, отчаявшись от одиночества и тоски, с радостью прыгнул к ней в объятия.

Спустя незначительное время ожидания, к Страдальцу вернулась сознательность. Он чувствовал, как из бренного мира его душу забирают в теплых и заботливых руках, а после он попадает на суд. Здесь воспоминания уже более существенные, но Иофиос никогда ими не поделиться. Он считает, что распределение души по судьбе — таинство, и знание даже самого процесса, но не критериев, может значительно неверно повлиять на выбор Арибтра.

Какова была всеобщая радость, когда Страдальца определили в Бастион. Пусть бремя его было велико, но сила воли и искренняя любовь к жизни стали решающим фактором. Он попал в Бастион, обрел новое тело и имя.

И тогда началась настоящая борьба с собой. И все эти пути во тьме казались мелочь по сравнению с тем, что ждало Иофиоса вперед. Избавление от всех бед, от всего своего бремя и прошлого. Кирия не хотел прощаться со всем хорошим, что было в его жизни. Он не хотел потерять любовь и очень сильно боялся, что в новом, столь красивом, но все еще развивающимся месте он не найдет новой. Судьба ставила ему ультиматум, и вопреки многим ожиданиям, он смог пройти очищение. Сколько лет прошло с прибытия? Иофиос не сможет вспомнить даже примерно. Обретя крылья, он проникся верной службой Перворожденной, но с каждым новым годом, обретая все больше опыта и веса в обществе, он стал вырабатывать свое мнение на происходящее. Пройдя через все тяготы жизни, а после избавившись от них, он помнил простую истину — избавление сулит начало с чистого листа, при этом каждая Кирия значительно отличается друг от друга. Но как это возможно, если они воспитываются в пределах одних парадигм, и при этом начинают с нуля?

Именно этот парадокс служит фундаментом сегодняшнего взгляда Иофиоса на жизнь. Всех своих падших братьев и сестер он не считает предателями, но верит, что их душам требуется серьезная помощь. Он не готов убивать их до крайней необходимости, и это стремление не всегда положительно встречается среди главенствующих Кирий. Кто-то считает Иофиоса слабым характером, недостаточно решительным для несения своей службы. Кто-то считает его слишком волевым, именно таким, каким и требуется быть перерожденному. Сам Иофиос понимает, что не бросит идею всеобщего мира до своего крайнего дня.